Китнисс Эвердин, едва оправившаяся от физических и душевных ран, нанесённых тотальным уничтожением её родного Двенадцатого района, оказывается в эпицентре новой, куда более масштабной и беспощадной бури. Подпольный Тринадцатый район, который она считала своим последним убежищем, раскрывает свою истинную суть — это не просто штаб сопротивления, а хорошо отлаженный пропагандистский механизм, где её, Сойку-пересмешницу, намерены использовать как самый эффективный снаряд. Президент Альма Коин, холодная и прагматичная стратег, и Плутарх Хевенсби, виртуоз политических интриг, видят в ней не солдата, а идеологическое оружие. Они требуют от неё не искренней ярости, а выверенных до сантиметра театральных жестов и заученных речей, которые должны подтолкнуть остальные районы к открытому мятежу.
Но душа Китнисс разрывается на части. Каждый снятый под дулом пистолета пропагандистский ролик, каждая инсценированная сцена героизма отдаляют её от собственной цели и погружают в трясину лицемерия. Её истинная, личная война ведётся не за абстрактную свободу Панема, а за спасение Пита Мелларка, томящегося в застенках Капитолия и, вероятно, сломленного утончёнными пытками президента Сноу. Доверие к новым союзникам тает с каждым днём, оставляя после себя лишь горький осадок предательства и леденящую душу готовность к самопожертвованию. Она понимает, что стала пешкой в игре, правила которой писаны не ею, и что цена победы, которую запланировали Коин и Хевенсби, может оказаться неприемлемой.
Её личный крестовый поход превращается в опасное балансирование на лезвии ножа между долгом перед начинающим восстание народом и голосом собственного сердца, кричащего о мести и спасении. Капитолий отвечает на растущую угрозу с беспрецедентной жестокостью, развязывая против своих же граждан тотальную войну, где нет тыла и мирного населения. Китнисс предстоит пройти через огонь, воду и медные трубы не только для того, чтобы выжить, но и чтобы не потерять себя в этом хаосе, сохранив ту самую искру надежды, которую она невольно зажгла. Ей предстоит сделать выбор, который определит не только исход войны, но и её собственную судьбу, — выбрать между слепым исполнением долга и следованием зову собственной, израненной, но не сломленной совести.
